Стервятник - Страница 20

– Там же – сплошной фальсификат…

– И прекрасно, – сказала брюнетка. – У меня ностальгия. Я хочу чудить, в кои-то веки еще выпадет такая возможность? Вы меня особо не презирайте, как с жиру бесящуюся барыню, вы поймите – иногда и в самом деле чертовски хочется тряхнуть стариной, но не зарываясь, понятно, не в народ же идти, раздав злато из сундуков? Вы бы раздали? Вот видите.

– Богатые тоже плачут?

– Еще как, – сказала она. – Мой благородный дон, мы ведь все из ветхих «хрущевок» и коммуналок в князи выползли – понятно, кроме отпрысков прежних вельмож, тех, что покрас поменяли, но они и сейчас где-то в иномерном пространстве… Сходите, купите пару огнетушителей, только смотрите, не особенной уж дряни, непременно пару, я вам фокус покажу. У вас деньги есть? Отлично, у меня в кармане ни гроша, как барыне и положено, а у сокровища по карманам шарить невместно, не Дунька с камвольного, в конце-то концов… Я вам потом отдам.

– Гусарские офицеры с женщин денег не берут, – громко проворчал Родион, на всякий случай выдернул ключ зажигания и вылез.

– И закуску погрубее, а-ля мужик! – крикнула вслед брюнетка.

Когда он вернулся с двумя бутылками так называемого ликера в фигурных бутылках и пачкой печенья, брюнетка, привалившись к дверце и закинув ноги на водительское сиденье, бесцеремонно листала его права, извлеченные из бардачка. Убрала ноги, ничуть не смутившись:

– Любопытство кошку сгубило… Будем знакомы, дон Родион, меня зовут Ирина, хотя сокровище и уговаривает поменять имечко на какую-нибудь Марианну, жутким эстетом стало в последнее время… – Она лихо скрутила пробку с бутылки и сделала несколько добрых глотков, капая на грудь, на ожерелье из колюче посверкивавших бриллиантов. Передернулась. – Фу, дрянь… Но пробирает. Ничего вульгарнее печенья не было?

– Увы.

– Ливерной бы колбаски, поломанной на газетке… Итак, вот тебе обещанный фокус…

Она распечатала вторую бутылку, перегнувшись через жалобно заскрипевшее сиденье, протянула ее назад, словно соску давала младенцу. Беспробудно дрыхнувший муженек, едва горлышко уперлось ему в губы, встрепенулся, не открывая глаз, протянул лапищу, сгреб бутылку так, что показалось на миг, будто она сейчас со звоном лопнет, полусогнувшись в неудобной позиции, высосал все до капельки, выпустил сосуд (Родион едва успел подхватить) – и вновь рухнул на сиденье, замурлыкал, прихрапывая.

– Каково? – с оттенком некоторой гордости похвасталась Ирина. – Не беспокойся, говорю тебе, не очухается до утра – но сосать будет на автопилоте, сколько ни подноси… Уникум. Кунсткамера на дому. Пойдем вон там посидим? С ума сойти, до чего местечко вульгарное, по кустам, об заклад биться можно, презервативы грудами валяются… – И, открывая дверцу, ухмыльнулась: – Только не прими это за намек, уж под кустами-то я барахтаться не собираюсь, не стоит доводить прогулку в народ до такого абсурда…

Сзади послышался тонкий электронный писк. Она, совсем было собравшись вылезти, обернулась:

– Надо же, пейджер, понадобились мы кому-то… – Перегнулась туда, распахнув заднюю дверцу, выпрямилась с маленькой плоской коробочкой в руке, неловко, по-женски размахнулась и запустила ее в кусты. – Вот и отлично, все лишние хлопоты… Пошли?

Родион направился следом за ней к валявшимся возле густых зарослей полураскрошившимся бетонным блокам, ощущая скорее любопытство – чем это все кончится? Независимо от того, выгорит или нет, приключение, что ни говори, с капелькой романтики…

Вокруг валялось неисчислимое количество пробок, газетных обрывков, пустых оберток от шоколада и китайских печенюшек, в лунном свете тускло отблескивали россыпи стеклянного крошева – целой бутылки он не увидел ни одной, успели подобрать вездесущие бичи. Дальше, за кустами (на ветках еще не было ни единого листочка) лежали на воде длинные желтые отблески фонарей, словно огромное морское чудовище, темнел остров Кумышева, а на том берегу светились бело-синие фонари вдоль набережной и сиял окошками длинный ряд девятиэтажек.

Ирина, подстелив полы плаща, непринужденно уселась на пыльную бетонную глыбу, отхлебнула из бутылки и подняла на него глаза:

– Слушай… Если ты криминальный мальчик, давай попросту – забирай все эти побрякушки, – она тряхнула длинными тонкими пальцами, и камни в перстнях сверкнули разноцветными лучиками, – и сваливай. Орать не буду, а приметы дам чужие – плевать, все застраховано, да и муженек будет во всем виноват, новые купит, как миленький…

Родион поднял ее с бетона и, просунув ладони под плащ, обняв тонкую талию, притянул к себе. Она обмякла в его объятиях, не протестуя и не вырываясь, припала к губам. Тело было жарким и хрупким, в его руках покорно замерла определенно изголодавшаяся женщина. Прошло довольно много времени, прежде чем они оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание.

– Кажется, я тебя зря заподозрила… – сказала она, чуть задыхаясь. – Целуешься бережно… Отпусти, я глотну твоей дряни… Тебя дома не потеряют?

– Да нет, – сказал он искренне.

– Сложности?

– Ага, свои…

– Вот и прекрасно, – усмехнулась она, усаживаясь на бетон. – Ладно, ты на сегодня – мое приключение, если ничего не имеешь против…

– А как…

– Все устроится. Увидишь.

– Слушай, не пойму я, – сказал он искренне, усаживаясь рядом и обнимая ее за плечи. – Этак вдруг…

– Вы что, моралист, дон Сезар?

– Да нет, пожалуй. Не пойму просто, к чему вдруг соблазнять простого кучера…

– Симпатичного кучера, – усмехнулась она. – Приятно пахнущего недешевой туалетной водой «Шевалье»… Родик, если у женщины есть куча бриллиантов и прочих дорогостоящих благ, это еще не значит, что имеется и шеренга великолепных мужчин, готовых вмиг удовлетворить естественные женские желания. Наоборот. Родной муженек, чтоб ему сдохнуть, сам трахает раз в год, а в остальное время пускает по пятам хвостов, чтобы блюли нравственность, микрофоны, гондон, в пудреницу подкладывает. А в том кругу, где имеем счастье вращаться, сплошь и рядом не с кем прокрутить любовь. Пользовалась пару раз мальчиками по вызову, но от них такая тоска… Как роботы. Ты вообще кто?