Стервятник - Страница 24

– Ага.

– Ну, прости, очень уж вкусно было… Бедненький… – Ирина гибко извернулась, склонилась над ним и, едва уловимо прикасаясь, прошлась губами по царапинам. – Тебя супруга, когда вернешься, осматривать не будет?

– Да нет, что-то не помню за ней такого…

– Счастливчик… А меня порой осматривают, знаешь ли. Поставив голой под люстру.

– С-скот, – сказал он сквозь зубы с извечным благородством любовника, свободного от всяких бытовых обязательств и потому, как правило, невероятно нежного с женщиной, которую он ни разу не видел в старом халате или с поварешкой в руке.

– Не то слово.

– Нет, точно, осматривает?

– Еще как, скрупулезным образом, когда взбредет в голову, что на его безраздельную собственность покушались. Все бы ничего, если бы он параллельно с этим еще бы и как следует ублаготворял. Предлагала сходить к врачу – не хочет, невместно для самолюбия, понимаете ли. Шлюх в сауны таскать, конечно, проще – они ничуть не протестуют, если опадает достоинство уже через минутку, им работы меньше, а деньги те же…

– Подожди, – сказал Родион чуть растерянно. Оглядел валявшиеся там и сям клочки бархата, набухавшие на ее шее обширные засосы. – Как же ты завтра с такими украшениями…

– Как приятно, милый, что ты о моей репутации заботишься… – Ирина уютно умостила голову у него на животе, как на подушке. – Глупости. Сегодняшний ресторанный анабазис все спишет, я его использую на всю катушку, говорила уже… Завтра все эти клочки будут валяться по той квартире. – Она лениво вытянула ногу и показала большим пальцем на стену. – А грозный повелитель останется в убеждении, что вчера самым хамским образом меня изнасиловал, учинив многочисленные и отвратные непотребства. То он голым скакал, то он песни орал, то отец, говорил, у него генерал… Ручаться можно на сто процентов, что будет обычный алкогольный провал в памяти. И в результате столь изощренного коварства мне обеспечена пара недель относительной свободы, а также куча подарков…

Он усмехнулся:

– О женщины, вам имя – вероломство…

– Побывал бы на моем месте, еще не то выдумал бы… Тебе не нравится разве, что у меня будет пара недель относительной свободы, а? Боже мой, Родик, я в тебе разочарована, обольстил изголодавшуюся женщину и намерен порвать безжалостно?

– Значит… – сказал он радостно.

– Ну конечно, значит… – Ирина повернулась, легла с ним рядом, подложив ладони под левую щеку, и одарила таким взглядом, что об опустошенности, похоже, говорить было рано. – Прости меня за цинизм, но в моем положении удачный любовник – роскошь, которой не бросаются. У меня на тебя виды, дон Сезар. Тебя такая откровенность, часом, не коробит?

– Нет, – сказал он честно. – Лишь бы в дальнейшем возле нас твои денежки не маячили…

– Принято. Только рубашку я тебе непременно подарю – все пуговицы оборвала, свинюшка изголодавшаяся, неудобно даже. Тебе же дома что-то врать придется…

– Ерунда, – сказал он беззаботно. – Скажу, в драку попал, пуговицы по старому русскому обычаю и оборвали…

– Поверит?

– Должна.

Иные женщины после долгой и бурной близости теряют все обаяние, оборачиваясь раскосмаченными ведьмами. Ирина к таковым, безусловно, не относилась, выглядела все также свежо и очаровательно. Давненько уже он не чувствовал себя таким спокойным и уверенным в себе…

– Хоть бы пристукнул кто-нибудь мое пьяное сокровище… – мечтательно сказала Ирина.

– Шутишь?

– Ни капельки. – Она повернула к Родиону решительное, чуть злое лицо. Видно было, что хмель почти выветрился. – Знаешь, бывает такое: сначала в голову лезут мысли, которые ты стараешься прогнать и в панике называешь идиотскими, но чем дальше, тем больше привыкаешь, а там и начинаешь находить резон… Вот ты обмолвился про свою деловую стервочку… Скажи честно – никогда не хотелось ее пристукнуть? Хотя бы разочек посещали вздорные мысли? Только честно.

– Было, – неохотно признался он.

– Вот видишь, – торжествующе сказала Ирина. – И это при том, что она тебя сроду не терроризировала. Судя по тому, что я от тебя услышала, вполне нормальная баба. И все равно порой на тебя накатывает… Что уж обо мне-то говорить? Если отвлечься от всего этого, – она дернула бриллиантовое ожерелье, и оно тут же отозвалось острым сверканьем, – и отрешиться от «мерседесов» и шлянья по Канарским островам – право слово, жизнь моя ничем не отличается от бытия замотанной ткачихи с запойным муженьком.

– А развестись?

– Родик… – сказала она с мягкой укоризной. – Ничего ты, я смотрю, не понимаешь. Сама не догадалась, ждала, когда ты в моей жизни возникнешь и подкинешь идею… Не в деньгах дело. Он же меня пристукнет, скот. Чужими руками. Для него это будет так выглядеть, словно итальянская «стенка» вдруг свихнулась и из дома сбежать собралась. Ты бы стерпел, вздумай твои джинсы без спросу из дому сбежать? Вот, а по его разумению – это будет то же самое. Да и потом, жалко – я ведь в фирму тоже вложила определенное количество серого вещества, вот только отсудить свою долю законным образом не смогу, мы же не в цивилизованной стране, в самом-то деле. Бандитов нанимать – чревато, нет у меня таких знакомств. Дай сигаретку… Спасибо. Так вот, взвесь и оцени сам… – Ее голос звучал невероятно серьезно. – Он с определенного момента форменным образом деградирует. Пьет больше, чем работает, уже несколько раз срывались великолепные сделки – из-за того, что мотался в непотребнейшем состоянии вместо того, чтобы явиться трезвым и максимально собранным. Если так и дальше будет продолжаться, дай бог нажитое уберечь, не говоря уж о приумножении, – партнеры недовольны, конкуренты не дремлют, сотруднички поневоле разболтались. Это о чисто деловых аспектах. А дома, где приват лайф – давно уже сущий ад. Могу тебя заверить с полным знанием предмета: когда набирают полную горсть свежайшей черной икры и от души размазывают тебе по физиономии, это ничем не отличается от вонючего кирзового сапога, которым охаживает жену по загривку пьяный слесарь… С точки зрения жены. Что стебать подтаскивать, что стебаных оттаскивать… – В голосе появился нешуточный надрыв. – На той неделе, скотина, когда ничего не смог, спьяну начал мне вибратор пихать, да еще на видео заснять собирался… Еле отбилась.