Стервятник - Страница 5

К оглавлению

5

– С-сучонка, – фыркнул чернявый. – Строит из себя. То ли дорогонькая подстилка, то ли папина дочка… Догоним? Вынем из тачки и ввалим за щеку, чтобы в следующий раз соблюдала правила движения? Ладно, доцент, я шучу – она ж тебя непременно опишет, а через тебя и на меня быстренько выйдут… Давай на вокзал, а то заболтался я с тобой.

Еще несколько минут они молчали. У поворота к старому аэропорту торчал бело-синий гаишный «Москвич», но останавливать их не стали. Подстрекаемый непонятным ему самому чувством, Родион спросил:

– И что же, вот так легко и проскакивает?

– Не всегда, – серьезно ответил чернявый. – Далеко не всегда. Смотря как рассчитаешь и как провернешь. С киоском проще, с делом посерьезнее, соответственно, посложнее. Главное, просчитать все от и до. И заранее знать, что вешать на уши, если попадешься.

– Ты же говорил, в пресс-хате все равно расколешься…

– Так туда еще попасть надо. В том и искусство, чтобы до нее не дойти. Вот сейчас, верно тебе говорю, мы хвост из мышеловки выдернули. Писюшка меня уже ни за что не опознает, свидетелей не было, а бабки не меченые. Не было там ни меня, ни тебя. Если долго смотреть в глаза честным взглядом и возмущаться незаконным задержанием, запросто сойдет с рук. Потому что, с другой-то стороны, не станут менты из-за паршивого киоска особо напрягать нервные клетки и рыть землю носом. В общем, как повезет. А еще милое дело – трясти азиатов на рынках. Не кавказов, с теми сложнее, а всех этих казахов с киргизами – эти еще не успели связями обзавестись, купить хорошую охрану, живут на птичьих правах, всего боятся, и трясут их, как спелую вишню… Хотя, конечно, и там требуется осторожность. А что, доцент, интересно стало? Да ты не смущайся, как целочка, вижу, глазки разгорелись… Ты не переживай, дело житейское. Возьми да и попробуй. Если сразу не завалишься – глядишь, и выйдет из тебя человек не хуже некоторых…

Глава вторая
Тепло домашнего очага

Поставив машину в гараж, он не пошел в подъезд – присел на лавочку, закурил. Казалось, от одежды все еще веет тем запахом. Шантарская весна, как обычно, выдалась прохладной и запоздавшей, стоял конец апреля, а снег еще не везде сошел, по городу гулял холодный ветер – но внутрь небольшого квартала шестиэтажных «сталинок» почти не проникал, и ночной воздух был спокойным.

Он долго сидел на стылой скамейке. У соседнего подъезда снова торчала белая японская машина, низкая, спортивная, внутри громко играла музыка, и рядом, болтая и пересмеиваясь, хохоча нагло, уверенно, стояла кучка Кожаных. Так их Родион давно окрестил для удобства. Уверенные в себе мальчики в кожаных куртках и спортивных штанах частенько вызывали у него острое желание нажать на спусковой крючок – одна беда, не было в хозяйстве предметов, таковым крючком снабженных. Оставалось лишь тихо ненавидеть. За то, что они, пусть никогда не задиравшие, смотрели на его дряхлую «единичку», как на вошь. За то, что карманы у них набиты деньгами. За то, что в их машинах сидели очаровательные, на подбор, девочки. За то, что они не читали тех книг, что читал он, – но без всяких дипломов и вузов как-то ухитрились вылезти в хозяева новой жизни. И, главное, за то, что они не боялись будущего и жить им было не страшно, никакие комплексы не мучили, и словес-то таких не знали, поди…

В тысячный раз он горько спросил себя: почему? Почему все начиналось так весело и хорошо, а кончилось так позорно? Почему он, несколько лет боровшийся за демократию, оказалось, всего лишь расчищал дорогу тем, кто не знает, что такое задержка зарплаты? Не имело значения, бандиты это или юные торгаши из расплодившихся фирм и фирмочек – Родион ненавидел их всех без разбора. За то, что все они были д р у г и е. Не плыли по жизни, как щепка в потоке, а управляли ею – хотя, по справедливости, это он должен был оказаться на их месте, ему и таким, как он, долго и цветисто обещали безбедную жизнь на западный лад, но на каком-то неуловимом повороте жизни российские интеллигенты вдруг горохом посыпались на обочину, где и остались…

Сердито затоптав окурок, он вошел в подъезд, стал медленно, отяжелело подниматься по лестнице. Переживания от сюрпризов сегодняшнего вечера уже схлынули, даже то, что он невольно оказался соучастником натуральнейшего грабежа, больше не беспокоило – ладно, и в самом деле сошло с рук, кто бы подумал, что эти дела проходят так просто и буднично…

Навстречу попался новый сосед, купивший месяц назад квартиру у вдовы Черемхова, – словно бы некие неведомые силы решили усугубить все свалившееся на Родиона, сосед тоже был из Кожаных, сытенький кругломордый крепыш…

Правда, поздоровался он вежливо, отводя взгляд. Вот уже две недели он старательно, пряча глаза, здоровался первым – с тех пор, как по пьянке стал на лестнице приставать к Лике, тащил в квартиру послушать музычку хватал за рукав, отпускал хамские комплименты. Родион, узнав, рванулся было начистить ему морду, но Лика со своей обычной непреклонностью удержала, потом позвонила к себе на фирму, приехали какие-то ребятки, которых Родион так и не видел, слышал только, как они, вежливо поговорив с Ликой на площадке, позвонили к соседу. С тех пор сосед стал шелковым – но Родиону такой финал лишь прибавил тягостных переживаний. Еще раз в его бытие ворвалась новая, незнакомая и непонятная жизнь, от которой невозможно было скрыться…

Захлопнув за собой дверь, он постоял, прислушиваясь. Громко работал телевизор, на фоне лающей иностранной речи гундосил переводчик – значит, опять видак… Вздохнув, он снял кроссовки, повесил куртку на вешалку и направился в дочкину комнату.

5