Стервятник - Страница 137

137

Гибко опустилась на колени, сцапала сильными пальцами Родионово мужское естество, одним движением освободила то, что в таких случаях освобождается, плеснула пепси.

Поднесла батарейку – и чувствительную плоть прошил казавшийся тонким, как волосок, удар тока, совсем слабый, зудящий комариным укусом, но через пару секунд колющее неудобство стало нестерпимым, пылающим, Родион взвыл, выгнулся.

– Где захоронка?

– С-сука… – выдохнул он.

И завопил что есть мочи, не в силах терпеть жгучее неудобство. Рот ему тут же закрыла маленькая подушечка, прихваченная отсюда же с кресла, нос предусмотрительно оставили свободным, и он сопел, обливаясь слезами…

– Где захоронка?

– Не скажу, – прохрипел он.

Очередной приступ боли, не походившей на боль, продолжался нескончаемо. И все же он держался – выл, корчился, обливался злыми слезами, хрипел, однако, едва подушечка отодвигалась ото рта, выплевывал страшную матерщину. Он боролся за свое будущее, за шанс остаться выше толпы, за сокровище – твердо решив сдаться не раньше, чем начнется что-то по-настоящему ужасное…

И вдруг понял, что боли больше нет, что к нему прикасаются только верзилы. Кира стояла рядом, не спеша допивая оставшееся в банке пепси.

– Кирочка, приведи его в порядок, – распорядился седой. – Платочком аккуратно вытри… Ничего страшного, Родион Петрович, поболит пару часиков и пройдет. Кира даже заверяет, что якобы повышает потенцию, но у меня, признаться, не хватает духа экспериментировать. В детстве сунул палец в патрон, тряхнуло так, что слетел со стола, с тех пор тока не переношу в любых разновидностях, даже троллейбусов побаиваюсь… Вы себе только представьте: Кирочку выкинули из техникума, так и не дав выучиться на техника-электрика. Что может быть смешнее? У девчонки несомненное призвание ко всему, что связано с электричеством, ей приходят в голову такие идеи и варианты, что сам великий Фарадей был бы восхищен… Вы инженер, помнится? Как относитесь к Фарадею?

– Не издевайтесь, – огрызнулся Родион, все еще пребывая в железных тисках.

– Помилуйте, я и не думаю. Разумеется, с моей стороны безусловно наблюдается определенная ирония, даже больше, что греха таить – некоторое злорадство… Но что прикажете делать, когда тебя столь нагло обворовывают?

– Я же не знал…

– Послушайте… – поморщился седой. – Ну что это за мальчишество? Судят по результату, а не по намерениям. Почитайте на досуге уголовный кодекс, там это четко сформулировано. Даже суд на моем месте не питал бы к вам никакого снисхождения, обязательно закатал бы на тот курорт, где по капризу дизайнеров натянуто неисчислимое количество колючей проволоки… Так как вы относитесь к Фарадею?

– С уважением.

– Почему?

– Потому что он пробился своим горбом.

– Вот это правильно, – серьезно кивнул седой. – Правильное отношение. В точку… А посему давайте внесем ясность, милый друг. Так уж заведено в нашем мире, что неписаные законы сочинили в сто раз более умные люди, нежели те, что то и дело рожают писаные. Во-первых, наше знакомство никогда и не состоялось бы, останься вы законопослушным гражданином великой России. Не так ли, милейший Родион Петрович? Ну, а если уж вы вторглись на чужое игровое поле и стали действовать на нем с размахом, безусловно, не самой последней пешки – естественно ожидать от других участников игры адекватных действий. И любые стенанья типа «Я не знал, не ведал…» не способны вызвать никаких других эмоций, кроме тихого презрения. А вам ведь этого не хочется? Честно?

– Не хочется, – угрюмо сказал Родион.

– Вот видите. Репутацию не завоевывают парочкой удачных налетов. За репутацию нужно бороться долго, мучительно, кровавя клыки и зализывая раны. Ни в одной области человеческой деятельности не любят выскочек. Взять одним махом то, что другими достигалось годами, ценой неимоверных трудов и, прямо скажем, немалой крови… Так не бывает. А поскольку в нашем, незаметном и не стремящемся к широкой известности бизнесе методы порицания довольно специфические… – Он сделал долгую, жутковатую паузу. – Признайтесь, испуганы?

– Мне неуютно, – сказал Родион. – Но я все поставил на карту, не хочу быть овцой из стада…

– Вообще-то, похвальное желание. – Он сделал ладонью небрежный жест. – Отпустите. Господин Раскатников, в общем, раскаивается.

Родиона отпустили. Он выпрямился в кресле. И тут же скривился – резкое движение отозвалось колючей болью.

– Я сказал бы, вы человек не окончательно пропащий, – продолжал седой. – После некоторой дрессировки и прохождения курса молодого бойца могли бы стать членом благородного сообщества… Или у вас другие намерения?

Родион кивнул.

– Зажить мирным рантье? Что ж, каждому свое… – Он слегка повысил голос. – Снимите браслеты и всей троицей посидите на кухне. Хозяйские продукты из холодильника не таскать, на стенах матерные слова не писать.

– Босс… – негодующе пробормотал один из амбалов. – Что вы, в натуре…

– Я сегодня в игривом настроении, друг мой, – жестко улыбнулся седой. – Шутю… Марш на кухню! Кирочка, проследи…

Вся троица торопливо ринулась к выходу, возникло даже легкое столпотворение в дверях. Вынув освобожденные руки из-за спины, Родион потер запястья.

– Надеюсь, вы не будете устраивать дурацких штучек с тигриными прыжками через всю комнату? – усмехнулся седой, отделенный от Родиона двуспальной кроватью.

– Не буду, – мрачно сказал Родион. Вновь поморщился.

– Больно? – заботливо спросил седой. – Может, сначала позвать Кирочку на предмет легонького минета? Ну, как хотите. – Он широко улыбнулся, но в глазах по-прежнему стоял неприятный холод. – Вы счастливчик, Родион Петрович.

137