Стервятник - Страница 75

– Хороши разбойнички, – сказала Соня без особого раскаяния, подкинула в горсти кучку невесомых золотых чешуек. – С десяток цепочек извели, не меньше, а деньги-то помяли…

– Да уж, – поддакнул он, тоже без раскаяния. – Может, удастся как-то скрепить?

– А зачем их скреплять? Золотишко у нас все равно будут покупать на вес, как в таких случаях и положено. Не сокровища Грановитой палаты продаем, в самом-то деле… Конечно, настоящей цены нам Витек не даст, но ее нам и в любом другом месте не дадут, как-никак краденое. Ладно, лишь бы сбыть с рук, и на том спасибо. Что, если прямо сейчас и поехать? Позвоним сначала, возле магазина вроде висел исправный автомат… Если дома, нагрянем.

– А деньги у него есть?

– Деньги у него всегда есть, работа такая, черная скупка… – Соня слегка нахмурилась. – Другое дело, что он у меня – единственный канал, если что-то пойдет не так, останется только припрятать до лучших времен.

– Что за человек? Соня пожала плечами:

– Да обычный скупщик. Чуть постарше меня. Стукачеством пока что, ребята говорили, не промышляет, не подлавливали его еще менты. Это плюс. Вот только, слышала, то ли запиваться начал, то ли подкалываться, а это уже глубокий минус… Ушки тебе придется держать востро. Как всегда, впрочем. В таких сделках не бывает ни сватьев, ни братьев, одни пауки в банке, авторитетного человека кинуть, конечно, побоятся – но у нас-то с тобой нет должной репутации среди криминального народа… А у меня… – Она печально покривила губы. – У меня, что скрывать, репутация специфическая – не то чтобы, конечно, возле параши, но, как изящно выражаются иные, твой номер – девятый… Низшая ступенька социальной лестницы.

– А у твоего Витька?

– Повыше. Самую малость, разумеется, но все-таки на пару ступенек повыше. Иерархия собачьей стаи. Или волчьей. Смекаешь? Альфа-зверь, Бета-зверь и так далее, по нисходящей… Мотай на ус, мой милый атаман. Я чертовски надеюсь, что мы из этого мирка вскоре вырвемся, но пока еще в нем колобродим, тебе поневоле придется пройти некий техминимум.

– Значит, гамма-звери… – задумчиво протянул он. – А я тогда кто?

Соня подошла к нему, чмокнула в щеку и взъерошила волосы материнским жестом:

– А ты, уж не посетуй, – личность вообще без социального статуса. Я имею в виду, в глазах тех кругов, где нам предстоит немного повращаться. Мелочевка вроде Виталика или Витька, если творчески подойти, – не более чем мизерные шестеренки, но они, что характерно, знают: место им отведено. Есть люди повыше, есть пониже, шестеренки вращаются, механизм работает… Ты же – удачливый лох со стороны. Плевать, что удачно провернул парочку крупных дел – весомость человека определяется в первую очередь тем, как он сможет ответить на обиду А за нами ведь – никого, согласись. Только наши руки и мозги. Двадцатый век – век организаций и систем. Трудновато посреди него одиночкам… Не обиделся? Я чистейшую правду говорю. Тяжеловато нынче Робин Гудам – Лукоморья больше нет, от дубов пропал и след… Одиночку всякий может обидеть.

Родион сердито закурил. Особой обиды он не ощущал – после подсчета хабара и бешеной любви тело и сознание оставались умиротворенно-покойными, но все же печально было думать, что прошли те времена, когда авторитет определялся числом лихих мушкетерских стычек или ограбленных на большой дороге купеческих обозов. Черт побери, и здесь – систем а…

– А впрочем, нас это не должно особо волновать, – сказала Соня убежденно. – Мы же не собираемся делать карьеру в Системе, а? Задача у нас попроще, как у стивенсоновских пиратов: сколотить разными неправдами состояньице, купить имение подальше от портовых городов и зажить благонамеренными сквайрами… Правая, Клайд?

– Пожалуй, – сказал он. – Так ты имеешь в виду, что нам к нему идти опасно?

– Такие негоции всегда опасны, – сказала Соня. – Я просто думаю, что существует определенная вероятность… Какой-то процент надо обязательно отводить на то, что он попытается тебя кинуть. Заплатить ниже низкого, половину металла объявить подделкой, а то и вульгарно грабануть. Особенно если правду говорят, что у него крыша чуточку съехала. Главное, он, как все ему подобные, прекрасно понимает, что в милицию мы не побежим.

– Подожди, а я могу от души дать ему в рыло, если он вдруг задергается?

– Конечно, – обнадежила Соня. – И еще как. Отмазки просить не побежит, не тот случай. Сам будет виноват. Его проблемы.

– Тогда дело упрощается…

– Ты у нас атаман, тебе и решать, – сказала Соня. – Я тебя не отговариваю и не подталкиваю, всего лишь пытаюсь прилежно растолковать правила уличного движения для Искаженного Мира. Можно поехать продавать, а можно и припрятать до лучших времен. Если продавать, то ушки держать на макушке, а руку – возле ствола. Вот и весь сказ. Долго он не колебался. Решительно сказал:

– Едем. То есть, сначала пойдем позвоним. Если золотишко и в самом деле грабленое…

– Жопой чую, прости за вульгарность.

– Тогда держать его в тайниках – чревато, это тебе не купюры без особых примет. Да и продать в Екатеринбурге будет трудновато – мы ж там рассчитываем с самого начала записаться в приличные люди…

…Таинственный скупщик добытых неправедным путем ценностей обитал, как оказалось, на тихой и короткой улочке имени полузабытого героя гражданской войны матроса Чуманова, славного в узком кругу краеведов главным образом тем, что именно он в двадцатом году по пьянке утопил в Шантаре единственный красный бронеавтомобиль буржуазной марки «Остин» – вместе с комиссаром полка латышом Янисом Пенисом. Суровый непьющий латыш захлебнулся, но так и не покинул находившийся в броневике железный ящик с протоколами партсобраний, а Чуманов выплыл – и погиб за дело рабочих и крестьян полугодом позже (заехал спьяну в расположение семеновцев, каковые его с удовольствием и повесили, чего бравый матрос, впрочем, так и не сумел осознать, ибо, согласно показаниям отпущенного казаками шофера, пребывал в бесчувственном виде до самого финала).